Другой — значит плохой?

Видя на дороге неумелого водителя, многие предполагают, что за рулем женщина, COVID-19 не стесняются называть «китайской заразой», мигрантов считают более склонными к преступлениям, распространение опасных для жизни заболеваний приписывают маргинальным слоям общества, а на воспитанниках детских домов принято ставить крест из-за наследственности; хотя, согласно данным опросов, молодые россияне демонстрируют куда большую толерантность к квир-меньшинствам, они всё еще испытывают неприязнь к приезжим, как и представители старших поколений. Разбираемся, почему нам так нравится клеймить окружающих.

Изначально стигма — медицинский термин. Это комплекс симптомов, позволяющий врачу поставить диагноз. Позже американский социолог Ирвинг Гофман предложил называть стигматизацией негативное отношение к человеку из-за каких-то внешних признаков. Действительно, мы воспринимаем людей вокруг как представителей каких-то категорий: мужчина/женщина, старый/молодой, богатый/бедный и приписываем им определенные качества.

Стигматизация

Ну и зачем нам нужны ярлыки?

По мнению доцента Института медицины и психологии В. Зельмана Новосибирского государственного университета кандидата биологических наук Елены Алексеевны Дорошевой, отторжение инаковости — явление городской структуры, где очень высок уровень психосоциального стресса. Жителям крупных городов хочется видеть других предсказуемыми, ведь в ответ на плохое прогнозирование возникает тревога и высокое напряжение. «Конечно, когда люди знают кого-то очень хорошо, они в курсе всех его особенностей. Для поверхностного же общения с огромным количеством людей нужны четкие ориентиры для понимания их поведения. Вникать в индивидуальность каждого очень затратно, поэтому люди мыслят схематизировано и встречают по одежке. Мы предполагаем, что человек будет вести себя определенным образом, исходя из его каких-то понятных и очевидных свойств. Так мы сильно упрощаем для себя прогнозирование. Это базовое и очень полезное свойство мышления, которое позволяет обрабатывать большие массивы информации. Оно очень полезно, но имеет неприятное побочное явление», — подчеркивает Елена Алексеевна.

Научный сотрудник отдела социальных проблем Института экономики и организации промышленного производства СО РАН кандидат социологических наук Вячеслав Юрьевич Комбаров, напротив, говорит, что жители крупных городов терпимее к многообразию, потому что очень краткосрочно взаимодействуют с большим количеством людей. «Город более плюралистичен и либерален, толерантен к различиям — чем больше разнообразие в обществе, тем в большем пространстве разных практик и ниш люди могут себя реализовать. А в маленьких населенных пунктах, особенно на постсоветском пространстве, стигматизация, на мой взгляд, очень распространена. Жесткое и беспрекословное соблюдение нормы там является обязательным для всех», — считает Вячеслав Юрьевич.

Стигматизация может быть механизмом управления страхом и регулирования общественной иерархии. С точки зрения классического структурного подхода общество иерархично. Оно поделено на классы, страты, группы не только по экономическому признаку (уровню дохода), но и по возможностям потребления, изъявления политической воли, престижности профессий. Отдельные страты, группы или классы, те, кто имеет возможность управлять обществом посредством угрозы стигматизации, культивируют страх у тех, кто мог бы потенциально быть наделен стигмой. Социальные нормы или ценности существуют для того, чтобы сохранять подчинение одних структур другим. Этот порядок нужно искусственно навязывать людям извне посредством института морали, права, традиций, культуры. Когда нормы и ценности не воспроизводятся добровольно, в силу вступают еще и репрессивные меры. Грубо говоря, девиант (в позитивном смысле — создатель новых видов типов поведения, мышления, направлений в науке и искусстве) не должен распространять свои ценности, которые не совпадают с господствующими, общественная система пытается исключить его из пространства, чтобы он не индуцировал других.

Взгляды разных исследователей на деление свой/чужой, больной/здоровый, бедный/богатый

Французский социолог и философ Эмиль Дюркгейм связывает отклоняющееся поведение с состоянием самого общества, толкающего людей на выбор типов поведения, которые не соответствуют господствующим ценностям и моделям. С точки зрения Дюркгейма, общество, социальные институты или социальная структура по отношению к человеку первичны, они извне регулируют его поведение. Отдельный индивид в его концепции есть не что иное, как функция. Человек, как обладатель тела и сознания, — орудие, с помощью которого общество воспроизводит само себя. Например, Дюркгейм считал религию социальной практикой, в ходе которой общество поклоняется самому себе. Она делит мир на сакральное и профанное, устанавливает внутренние иерархии в общине, регулирует поведение людей в соответствии с законами и правилами, которые часто основываются на запретах, распространяемых на нерелигиозные сферы жизни: труд, семью, досуг. Священный символ или объект является знаком, вокруг которого рождается чувство социальной солидарности, чувство единства людей, которое они переживают и поддерживают в ходе обрядовых практик. Более того, Дюркгейм писал, что в качестве объектов для поклонения могут выступать также люди, события или символы, не имеющие ничего общего с религией, — чтобы воспроизводить социальные образцы поведения, люди должны верить в их истинность и полезность.  

Аноми́я (от фр. anomie — беззаконие, безнормность) — ситуация, когда разделяемые большинством ценности или цели продолжают существовать и являются желанными для большинства, а способы их достижения либо уже не работают, либо не являются доступными для всех.

На примере религиозных институтов Дюркгейм показывает, что ценности существуют до тех пор, пока люди в них верят. Общество должно постоянно изобретать какие-то механизмы, чтобы стимулировать эту веру. В современном обществе такую функцию берет на себя еще политическая система, выборы, семья, образование (институты, которые закладывают в нас навык верить в то, что нам индоктринируется). Вера опирается на легитимизацию существующих ценностей и на их полезность. Но в какой-то момент общество входит в состояние аномии и морального вакуума, когда существовавшие некогда нормы и ценности уже не действуют или не доступны для всех, а новые регуляторы социального поведения еще не появились. Это приводит к тому, что людям буквально не на что опереться, чтобы получать определенные блага. Цели при этом остаются, и человек для их достижения прибегает к девиантным способам, которые обществом могут расцениваться как неправильные, ненормальные, преступные, они противопоставляются привычным, но дают возможность получить желаемый результат. Общество начинает прибегать к теневым практикам: подкупам, коррупции, убийствам и другим формам преступности например.

Структурный критерий лежит в основании типов социальной классификации. По мнению французского социолога, культуролога и философа Жана Бодрийяра, то, как человек сам себя определяет, зависит от того, существует ли вообще противоположный ему. «В случае с Советским Союзом, например, эта структура была сплющена. Подобные структурные раздвоения номинируются определенным образом только в противоположность своему антагонисту: бедность существует, только если есть кто-то богатый, и наоборот. Бодрийяр пишет, что потребности в пище, безопасности, крове, которые мы воспринимаем как неотчуждаемые и естественные, в действительности тоже являются результатами социального конструирования. Уровень необходимых потребностей задается тем переизбытком благ, которые общество производит. И чем больше в обществе избытка ресурсов, тем выше и уровень базисных потребностей. Никто не свободен от подчинения этой системе. Мало кто по-настоящему свободен от подчинения этой бинарной логике», — поясняет Вячеслав Комбаров.

Подход французского социолога и культуролога Рене Жирара переворачивает всё вышесказанное с ног на голову. Он объясняет подобное поведение первичной потребностью общества в миметическом (подражательном) насилии. Вина человека, признаки его виновности, которые должны лежать в основании законной или оправданной агрессии или ненависти в отношении него, вторичны и подбираются обществом для оправдания или прикрытия уже после того, как оно выбрало себе жертву, пленника, иностранца или просто случайного козла отпущения. Так социум сохраняет себя: энергия насилия накапливается, и чтобы не последовал взрыв, снова нужна жертва.

Фильм-антиутопия «Судная ночь» (англ. The Purge — «Чистка») описывает общество с высочайшим уровнем жизни, в котором лишь один день в году людям дают индульгенцию на любую преступную деятельность, в том числе убийства.

«В основании всего лежит конкуренция, блага присваивает сильнейший. Люди же не только социальные, но и биологические существа, и агрессия в ходе эволюционного развития нашего вида закреплена как необходимость для выживания. Современная мораль и культура накладывают запрет на прямое насилие, и агрессию (драки, убийства, месть) становится труднее канализировать. Как итог — общество избирает другие механизмы для снятия напряжения, от которых не пострадал бы сам социум. Поиск козла отпущения создает иллюзию, что все проблемы исчерпаны. Выбираются наиболее уязвимые люди, чем-то отличающиеся от большинства. Пример: дети дразнят слишком умных или глупых одноклассников, мигрантов дискриминируют из-за их происхождения. С одной стороны, они являются частью общества, а с другой стороны — частично нет, значит, есть оправдание для агрессии, которая происходит тогда, когда признаки стигматизации связывают в общественном сознании с виной или преступлениями», — объясняет Вячеслав Юрьевич.

Интерес социолога Ирвинга Гофмана к стигме связан с изучением отношения к людям с психическими расстройствами, которые расцениваются обществом как ненормальные и недееспособные. Их ограничивают в семейных и профессиональных правах, исключают из социума, изолируют в пространстве для лечения. «В некоторых странах их даже подвергали принудительной стерилизации. То есть общественная система уже распоряжается не только нормами и ценностями, но и таким неотчуждаемым объектом, как тело», — добавляет Вячеслав Комбаров.

Когда жена Гофмана попала в психиатрическую больницу, ученый занялся включенным наблюдением и изучал клинику изнутри. Он показал очень интересную вещь — рождение стигмы при психиатрическом диагнозе. Первичное осуждение обществом такого человека начинается еще за границами клиники и профессионального знания, когда сами родственники начинают замечать странное, атипичное поведение своих близких. Французский философ Мишель Фуко и американский психиатр Томас Сас полагали, что психическое отклонение — социальный конструкт, потому что в его основании лежит наблюдение в изоляции за теми, кто не укладывается в какую-то норму. В современном обществе властью использовать знание в качестве орудия принуждения или власти обладают узкие специалисты — врачи, юристы, разного рода эксперты, квалифицирующие поведение и личность человека помимо его воли и участия, могут исключить человека из общественной жизни и поместить его в больницу или тюрьму. Достаточно вспомнить пример с карательной психиатрией в СССР, которая была «научным» способом расправы с инакомыслием.

Итак, «больным» человека делает медицина, когда специалист ставит диагноз на основе симптоматики. Этот признак уже потом может притягивать к себе другие стигмы. Интересно, что, по статистике, передача ВИЧ и других заболеваний чаще осуществляется при гетеросексуальных контактах. В центральной части России за помощью в основном обращаются благополучные люди с семьями и постоянной работой. При этом существует удобный стереотип, что это вина маргинальных слоев общества, внутривенно употребляющих психоактивные вещества.

Стигматизация

Можно ли прервать цикл «возникновение стигмы — дискриминация — легитимизация и нарушение прав человека»?

Существуют ассоциации людей с особыми потребностями с чем-то, что кажется плохим или не соответствующим социальным нормам. Некоторые могут начать их бояться, прогнозируя какое-либо неадекватное поведение. К счастью, сейчас очень много говорится о терпимости и о том, что люди очень разные. Есть некая парадигма биоразнообразия и нейроразнообразия: к тому же аутизму прикладывается идея, что люди с расстройствами аутистического спектра (РАС) — просто те, у кого иначе работает мозг. «Если воспринимать это как вариант нормы, то отношение меняется. С другой стороны, позволяя им быть другими, не стоит забывать, что они нуждаются в коррекции и помощи, чтобы избежать стресса. Должно быть разумное отношение и активная просветительская деятельность. Конечно, все люди с особенностями отличаются друг от друга, все женщины и мужчины разные. Общий принцип, относящийся к какой-то группе людей, может работать в конкретном случае, а может и не работать. Если каждый человек будет осведомлен об особенностях людей с определенными диагнозами, то и сам будет чувствовать себя лучше, и станет к ним терпимее, и опять же увидит за диагнозом индивидуальность», — уверена Елена Дорошева.

Американский социолог и политолог Рональд Инглхарт проводил исследования динамики ценностей и показал, как материальные и интеллектуальные ценности сдвигаются духовными (свобода, уважение, развитие). Он пишет, что этот переход обусловлен тем, что общество устало от высокого уровня тревоги и агрессии из-за борьбы всех против всех. И именно с этим связаны изменения форм брака, плюралистичность воззрений. Многообразие — условие множественных типов поведения, которые уже не расцениваются как девиантные, соответственно, люди не стигматизируются, и их уровень стресса тоже уменьшается. Примерно такая тенденция и намечается в России — за последние пять лет в нашей стране улучшилось отношение почти ко всем категориям граждан, чье поведение может восприниматься как девиантное или нежелательное.

Мария Фёдорова

Изображения из открытых источников