Биоэтика: никаких «уси-пуси»!

Наши древние предки мало задумывались о том, что шерстистый носорог, в которого вонзились десятки дротиков, вообще-то последний представитель своего вида. В отличие от того времени сейчас редкие звери, занесенные в Красную книгу, находятся под постоянной защитой. Распространенные могут рассчитывать на охотничьи регламенты. И даже лабораторные, стоящие на самой нижней ступеньке экологического классификатора (как объект внимания природоохранных систем они не представляют никакого интереса) попадают под юрисдикцию комиссий и организаций, занимающихся биоэтикой.

Крыса Браттлборо

«Эти вещи часто расходятся с бытовыми представлениями о том, что такое хорошо, а что такое плохо», — говорит заведующим отделом генофондов экспериментальных животных Института цитологии и генетики СО РАН доктор биологических наук Михаил Павлович Мошкин. В качестве примера он приводит рассказ своих американских коллег: «В результате аварии с танкером произошел разлив нефти, и масса тюленей оказались ею запачканными. Несмотря на просьбы профессионалов не вмешиваться, экологически настроенные любители начали этих животных активно мыть. Статистика же оказалась следующей: те, кого вымыли, все погибли. А из тех, кого не трогали, многие выжили. Дело все в том, что это такая область, в которой решения о том, что этично, а что нет, должен принимать не обыватель, а профессионал».

Поэтому в организациях, тщательно следящих за тем, чтобы использование лабораторного зверья причиняло последнему лишь необходимый минимум страданий, работают специалисты. Так, в комиссию по биоэтике ИЦиГ СО РАН, по словам Михаила Мошкина, входят эксперты по работе с животными, а также ученые из других научных дисциплин. Для того, чтобы были представлена и точка зрения обычного человека, в составе группы обязательно есть представитель общественности, не связанный с наукой. «У нас в таком качестве выступает священник — протоиерей отец Владимир», — улыбается Мошкин.

SPF-виварийКак говорит исследователь, к биоэтике отношение очень серьезное. В первую очередь, регламентируются условия содержания лабораторных животных. «Хороший уровень кормления и подстилки, а в некоторых странах (и мы тоже это частично используем) — наличие игрушек в клетке, — перечисляет Михаил Павлович, — жестко обусловлен размер клеток, подбор сожителей по замкнутой территории, потому что можно набросать в клетку разноразмерных зверей, и у них начнутся серьезные конфликты». Кроме того, учитывается и «моральный климат»: запрещено пересаживание в другие клетки, если к этому нет серьезных оснований, ведь социальная группа уже сформировалась, и ее лучше не трогать. Следят и за качественным микроклиматом. «Простая вещь, но для Западной Сибири очень важная,  — комментирует Михаил Мошкин. — Если мы не увлажняем воздух в помещении, где содержатся мыши, то при минус 30-35 на улице в помещении обычно держится 24 градуса тепла, однако, влажность падает до 10 процентов. На этом фоне будут умирать новорожденные. Поэтому мы поддерживаем влажность на уровне 40-60 процентов!». Плюс производится тщательный контроль здоровья, а также выбраковка всех больных животных. Многие из тех, кто рассуждает о биоэтике со стороны, говорят так: главное — не трогать, жалко же. У профессионалов другая точка зрения на этот счет: если вы не удаляете путем эвтаназии больного члена колонии, то вы получаете тотальное заражение всего сообщества и будете вынуждены уничтожить ее целиком.

Дальше начинается область исследований и экспериментов, в которой введены очень жесткие требования по работе с животными. Разработаны строгие протоколы, вплоть до подробных инструкций. «Вот как нужно брать разных грызунов согласно этим правилам»? — задает вопрос Михаил Мошкин и сам же на него отвечает: «Мышь — исключительно за хвост, крысу — только за бока. Все эти вещи прописаны в соответствующих положениях, а ученые, чтобы получить допуск, проходят соответствующий тренинг». Точно так же есть установленные, что называется, «пошаговые» мануалы для самых разных операций: например, чтобы сделать инъекцию в брюшину или измерить ректальную температуру, мышку необходимо взять двумя пальцами за шиворот, перевернуть, расположив на ладони, определенным образом придерживать хвост и только тогда выполнять требуемые операции. «Методы, прописанные в инструкциях, разработаны так, чтобы ученые могли выполнять все действия однотипно», — отмечает Михаил Мошкин. Следует также упомянуть, что экспериментальным исследованиям предшествует, собственно, заявка в комиссию по биоэтике: в бумаге подробно объясняется, каким образом, в каком случае и зачем будут осуществляться те или иные манипуляции. «Да, это не исключает того, что в некоторых случаях воздействия могут быть весьма жесткими, — говорит ученый. — Есть, к примеру, проблема болевого шока: вы не можете тестировать препараты него, не вводя животное в это состояние». «Однако, — подчеркивает Мошкин, — Комиссия обязательно рассматривает и вопрос, насколько ваша заявка оправдывает надежды на получение чего-то полезного. Зря мучить зверей никто не даст», — улыбается он. По словам Михаила Павловича, есть и еще одна очень важная составляющая, которая относится в биоэтике не только к братьям нашим совсем маленьким, но и к людям: нужно, чтобы последние не фиксировали внутри себя какой-либо опыт жестокого обращения с животными. В том числе, все очень жестко регламентируется еще и поэтому.

Вообще сами исследователи относятся к подопытным зверькам, как и к манипуляциям с ними, по-разному. «С одним студентом из Кемерова мы брали кровь из хвоста у крысы. Она была по правилам зафиксирована, но тут у нее началась дефекация. Я по лицу молодого человека понял, что сейчас ему будет плохо», — смеется Михаил Мошкин. Иногда, по его словам, бывают и «уси-пуси»: Лабораторная мышь в томографе, вид сзади«Мы работали с водяными полевками, и я обнаруживаю одна из лаборанток берет клетку с грызуном, несет в ванну, подставляет под кран и начинает мыть. Вода бьет струей, зверек в ужасе, я, разумеется, тоже. Кричу: «Что ты делаешь?» Девушка отвечает: «Так полевка же водяная!» Плюс бывает, конечно, излишняя нежность и сюсюканье». «Это нам, может, приятно погладить пушистенького. А ему это даром не надо!» — восклицает ученый и называет еще одно правило биоэтики: если можно минимизировать время общения с животным — сделай это. Лучшим доказательством служит один из опытов: исследователи три дня по шесть раз в сутки брали кровь из хвоста у крыс. Когда последние были переданы биохимикам, те удивлялись: никогда раньше не видели таких грызунов, ставших практически ручными. «Дело в том, что звери понимают: если подобная операция проводится быстро и гибели не несет, они перестают бояться», — объясняет Михаил Мошкин.

В серьезных организациях, к которым относятся и институты РАН, к биоэтике относятся соответствующе. Тем более, что есть и международные ассоциации, строго контролирующие качество работы с животными, причем, в том числе, и в бизнес-секторе. «Для кого-то такие вещи, может быть, и трудно понять, — рассказывает Мошкин. — Вот, например, компания «Чарльзес Ривер». Они продали нам мышей только при условии, что зверьки никуда не выйдут за пределы нашего вивария, потому что наше высокое качество содержания известно. Однако, одной из «сколковских» компаний, которая хотела купить таких же грызунов, отказали. Случилось это потому, что на вопрос: «А где вы намерены их содержать?», ответ был получен такой: «Ну, построим что-нибудь, деньги есть». Им сказали, что как построите, так и приходите, а мы посмотрим. А ведь казалось бы — бизнес. Тем не менее, он в курсе, что есть организации, контролирующие соблюдение биоэтических принципов, и узнав, что мыши пошли в бесконтрольное распространение и попали в ненадлежащие условия, отправляют компаний-«заводчиков» в черный список».

Екатерина Пустолякова

Фото: 1 — В.Коваль, 2 — А.Иванова, 3 — Е.Пустолякова